Профессор кафедры хорового и сольного пения Российской академии музыки им. Гнесиных Владимир Царегородцев уже десять лет работает в жюри конкурсной программы «МИР Сибири». «Территория Культуры» поговорила с ним о том, как изменился слушатель фестиваля и как отличить народную песню от авторской.
– Что изменилось за эти десять лет, что вы судите молодых исполнителей?
– Изменилась публика. Вечером в первый день фестиваля все были очень заинтересованы музыкой, которая звучала со сцены. Это основа нашей культуры. Мы посмотрели на людей — лица увлеченные, они говорили: завтра мы придем. И они придут. Это главный итог десятилетия.
– Образовательная программа влияет?
– В начале 1990-х наша кафедра организовала несколько выпусков двухлетних фольклорных школ, а затем — фольклорную академию. Наши школяры переходили в академию и получали вузовский уровень образования. Когда мы впервые приехали в Красноярский край, ужаснулись оттого, что он поет. И вдруг через пять лет приезжаем принимать сессию у студентов-заочников, и они привозят свои коллективы. Это произвело потрясающе впечатление! Люди восприняли наше образование, посулы, да я сам у них учился. Студентам в Гнесинке говорю: не я вас учу, я у вас учусь.
Мы видим, что ансамбли солистов в Красноярске из года в год лучше и интереснее — они совершенствуются, читают, изучают, слушают записи, ездят в экспедиции. Преподаватель фольклорно-этнографического отделения при Детской школе искусств Дивногорска - наша бывшая студентка Лена Вопилова. Потрясающая работа! Они два раза в год, зимой и летом, ездят по районам, и стильно поют: это и диалект, и интонация, и вокальные приемы, которые перенимают у исполнителей в селах. Мы случайно услышали, что местная администрация хочет прикрыть эту школу. Если это сделают — это будет пре-сту-пле-ни-е!
– Много ли у нас в крае учат фольклору?
– Наша московская выпускница Лариса Экард преподает в Красноярском колледже искусств и в Красноярском институте искусств, она заменила покойного своего учителя. Работает активно. «Мир Сибири» — это плоды того, что они делают по краю. Они за свой счет ездят в экспедиции, ведь так трудно пробить какие-то деньги. Меценаты со времен серебряного и золотого века исчезли…
Я каждый год в ноябре-декабре приезжаю в Красноярск проводить творческие лаборатории. Всегда в полном составе приходит кафедра со студентами. Они поют, изучаем материалы, привезенные из Москвы.
Сегодня важно не потерять Дивногорск.
– Давно беспокоит вопрос, музыка Сибири – есть ли она? Мы ведь все «понаехавшие».
– Здесь масса переселенцев, которые переезжали из Смоленской, Курской и других областей. Но они сейчас живут своими селами и это очень важно. Они гораздо крепче сохраняют основы своей региональной культуры. Это как казаки-некрасовцы в Турции. Неважно, что они надели турецкие шаровары, они сохранили основное – диалект, манеру пения. Сибирь полна таких примеров. Ермак не зря пришел сюда.
– То есть сомнений в богатстве нашей музыкальной культуры у вас нет?
– Красноярский край — это пять Франций, кажется? Здесь проживают люди-хранители разных культур, и их надо сохранять, им надо обучать. Приглашать специалистов из Тувы, Алтая. Я в свое время проехал от Красноярска до Дудинки и встретил столько интересного! До сих пор не могу переварить. А это было 25 лет назад. Богатейший край. И традиции староверов в том числе. Пусть был раскол, но основа христианства идет от них. Я сам православный, пою на клиросе. У староверов есть поповцы и беспоповцы. У поповцев есть настоятель, который им что-то внушает. На Енисее это все сочетается. Я был в селах, у них свой уклад жизни. Если мужчина приходит к тебе, женщина стоит в стороне. Так положено!
– По-вашему, со сцены должен звучать преимущественно христианский фольклор?
– Это неважно. Есть понятие талантливая музыка. Раньше на фестивале было много горлового пения, сейчас это уравновесилось. Бездарное на предварительных прослушиваниях откидываем.
– Много присылают бесталанного, того, что создано под влиянием пошлых массовых примеров?
– Это неотъемлемая часть культуризации. Если соотношение аутентичного пения плюс импровизаций джазового оркестра или квартета — саксофон, фортепиано, тромбон, труба, ударные — соответствует стилистике, это хорошо. Но чтобы не было «унца-унца».
– В последнее время кажется, что столицы страны забирают себе лучшие кадры. Справедливо ли это? У нас каждый город мог бы иметь по Пелагее.
– Это ее дело, где жить. Я каждый год в Красноярском крае — это моя вторая малая родина. Я не могу себя чувствовать вне края. А на мастер-классы приезжают Иркутская, Новосибирская область. Перед тобой стоит хорина в 70 человек, и с этим что-то надо сотворить. Необыкновенное удовольствие! Я даю возможность предложить свой материал, у нас в хорошем смысле слова демократия.
– Девять лет назад вы называли Пелагею попсовой. Что-то изменилось в вашем восприятии?
– Я могу рассказать одну историю. Моя жена Лидия Ивановна работала в бывшем Большом детском хоре Гостелерадио СССР. Родители, бабушка, мама, папа привели Пелагею, еще девочку. Супруга отказалась ее брать. А почему, спросили родители? Она талантливая, у нее все замечательно, интонирует. Им сказали: она у вас солистка, а нам нужен человек коллективный. Родители протестовали: но она же будет солисткой вашего коллектива! На что им ответили: у нас солист на каждую песню свой. Это основа народного творчества — кто-то запевает одну песню, кто-то другую. Пелагея не могла быть такой запевалой. Она состоялась по-своему, мы за нее очень рады. Красавица, талантливая, у нее свой вкус. Я за нее очень рад.
– Вчера со сцены японские барабанщики «Сансю Асуке Дайко» исполняли «Калинку», а стадион им дружно подпевал. Нет ли в этом иронии, ведь песня не фольклорная?
– Весь мир воспринимает нас по «Калинке», и это пропагандировал в свое время ансамбль Александрова, они прекрасно это делают, это их бренд. Но это городская песня, которую сочинил автор. Это как «Ой, мороз, мороз» сочинили муж с женой в Липецке. «Ой, ты степь широкая», «Ой, да ты калинушка» - фольклорные, они могут звучать в современном распеве. Ведь говорят, что ни село, то песня. Есть типовой напев и разные слова, а есть типовой текст и разные напевы. Это уже народная песня. А то, что уже общо, приобретает вид современного творчества.
– А «Черный ворон»?
– Масса вариантов! От казаков до того же Норильска. Слова те же, но масса напевов. Либо текст может немного быть изменен, но он сохраняет определенный смысл. Песня о гибели. Это народное творчество.
– В общем, это вопрос образования. Кстати, как вы относитесь к урокам музыки в школах?
– Это система Кабалевского: слушание музыки и прочее. Я это называю «ерунда собачья».
Текст: Роман Минеев для "Территория Культуры"